Художественный текст перешел из соучастия в десакрализации к ресакрализации, а размывающий крайности постмодерн следует использовать во благо, а не отвергать как зло.
Рассматривая тему взгляда православной церкви на литературное творчество, мы прежде неизбежно сталкиваемся с двумя полярными точками зрения. Стоит, конечно, оговориться, что точек этих реально больше, они являются скорее смягчёнными в ту или иную сторону версиями крайних.
Итак, одна крайняя точка – это отношение к художественному слову, как к явлению чисто сатанинскому, вредному и разрушительному для христианина (находясь в православном контексте, мы по умолчанию понимаем под "христианином" прежде всего человека православного) как в плане чтения, так и в плане собственного творчества, которое рассматривается в лучшем случае как проявление гордыни, а в худшем – как чуть ли не осознанное соучастие в делах нечистых.
Эту точку зрения поддерживали, скажем, Тертуллиан (несмотря на все его многочисленные отсылы к языческой литературе) и протопоп Аввакум (хотя его самого можно смело назвать первым русским филологом). Менее жёсткую позицию в этом вопросе занимал Иоанн Златоуст.
Из совсем современных авторов имеет смысл обратиться к статье Александра Дугина "Литература как зло". Здесь мы находим взгляд на художественное слово как на чистый инструмент десакрализации, разрушения сакрального традиционно общества: "Литература возникает там, где протекают процессы десакрализации, разъятия основных элементов сакральной реальности, декомпозиция общей интегральной картины. Таков ее основной смысл существования, ее генезис. Литература по истокам своим есть контестация, постановка под вопрос, эпатаж, вызов, интеллектуально-концептуальный бунт. Не метод несогласия, но само несогласие" [ … ] "Литература возникает как попытка оторвать язык от мифа, язык от языка, текст от всеобщего контекста" [ … ] "Налицо субверсия, подрывная деятельность, заговор, революция, сложнейшая интрига, направленная на то, чтобы вывести на первый план нового субъекта, неведомого сакральному миру, традиционной цивилизации. Литература есть заговор. Заговор против Традиции, против сакрального, против мифа". [ … ] "Литература в своей наиболее чистой форме есть самый последовательный и самый радикальный сатанизм".
Однако даже Дугин не ставит окончательную точку, оставляя вопрос открытым и завершает статью в вопросительном тоне: "Литература — это источник десакрализации, агрессивный злоумышленник, или экран, отражающий синдромы объективных трансформаций космической среды? В более общей форме: безусловный факт существования дьявола — является ли он сам по себе злом, или злом является принятие дьявола за кого-то другого?"
Многие менее крайние критики изящной словесности, из ныне здравствующих, не заходя столь далеко, критикуют отдельных авторов. Нет никаких сомнений в том, что ряд современных авторов далёк от христианского взгляда на мир и они, авторы, этого и не скрывают, обидно, когда "под замес", как говорится, попадает тот же Михаил Булгаков.
В целом же здесь мы вынуждены слегка коснуться темы личного мировоззрения писателя и его ответственности за то, что будет творится в читательских душах. Ведь что бы ни говорили отдельные представители либеральной интеллигенции, писатель не может быть вне идеологии и политики. Своя точка зрения у любого социально активного человека есть, и скрыть её в процессе творчества очень сложно – она будет просачиваться исподволь, а, как известно, эффективнее всего работают в наше время деликатные, скрытые механизмы, не навязывающие ничего тупо, "в лоб", но проникающие в сознание и подсознание неявно и отнюдь не прямиком. Заявлять же "читатель не дурак, сам разберётся" - очевиднейшая безответственность. Никто, безусловно, не говорит в XXI веке о ведении открытой агитационной работы с населением через литературу (для таких вещей есть I и II каналы). Никто не утверждает, что писатель обязан себя насиловать, нарочно нагружая чем бы то ни было текст. Речь идёт лишь о том, что автор должен отдавать себе отчёт в таких вещах, не прячась за устаревшими ценностными штампами.
Однако, несмотря на то, что негативная точка зрения по-своему не лишена основания, не будем заниматься самоотрицанием, самоуничижением и/или записыванием себя, любимых, пишущих, в злобные сатанисты. В конце концов, независимо от того, с чего начиналась вся эта история, современная постмодернистская реальность – это прежде всего технология, а уж кто поставит эту технологию себе на службу – это уже другой вопрос. Уже не говоря о том, что, выражаясь словами неизвестного сетевого гения "сатанизм – это всего лишь термин", а некоторым персонажам, склоняющимся к древлеправославию, по их же собственным словам "сатанисты ближе никониан". Ибо протестуют и те, и другие, очевидно, против сходных вещей, но речь в данном случае не об этом.
Положительный контекст предаёт теме творчества несколько моментов. В первую очередь – Бог есть Слово (Евангелие от Иоанна). Слово в богословии традиционно связано с Сыном божьим. То есть, если Отец есть Высший смысл, то Сын – его действие, теофания (богоявление). Исторически личность Исуса Христа связывается с литературным творчеством, хотя бы по той причине, что о нём, о его, если можно так выразиться, судьбе, мы узнаём из вполне конкретного письменного источника – Нового Завета, Евангелия (само это слово означает "благая весть").
Во вторую очередь – это богоподобие человека, появляющееся как через свободу воли, так и через его способность к творчеству (то есть творческое начало при данном рассмотрении является вовсе не бунтом, но, по сути, обязательной функцией человеческого существа как Твари Божьей).
Если же обращаться к авторитетам, то мнения в пользу пишущей братии обнаруживаются такие: "Бог, создавший естество человеческое, даровал ему бытие, совокупное с волей, и сочетал с этой волей творческую способность осуществлять надлежащее", — пишет преподобный Максим Исповедник. Преподобный Иоанн Дамаскин считает признаками богоподобия "достоинство ума и души, неуловимое, невидимое, бессмертное, свободное, господственное, производящее и творческое".
Примерно тот же угол рассмотрения проблемы мы находим у таких уважаемых людей, как Василий Великий, Фотий - патриарх Константинопольский и Спиридон Потёмкин. Седьмой Вселенский Собор (787 г.), принявший догмат иконопочитания, отметил высоту догматической важности, на которую может быть возведено человеческое творчество и культура. Смысл его сводится к двум положениям: 1.Обожение человека подразумевает и безусловную ценность его деятельности, и деятельности художественной по преимуществу (недаром святые отцы называли искусство молитвенного "умного делания" художеством, а исихастов — "художниками умного делания"). 2.Безусловная ценность культуры и искусства предопределена идеей воплощения, воплощаемости и воплощенности Абсолютного Смысла Бытия.
Диавол с его демонами — не творец; он есть лишь завистник Бога и людей, которым дана возможность "обожения". Он — имитатор, плагиатор, "обезьяна Бога", пародия на Него. Он есть творческое ничто, бездарность. Его "творения" — лишь подделки, никогда не имеющие самостоятельных новых форм: формотворчество, то есть творение нового, недоступно ему. Он всегда пользуется уже готовыми формами, которые и деформирует, начиняя их собственным содержанием. Деформация и есть направление его потуг. Претензия на создание реальности оборачивается у него лишь созданием видимости, которая всегда есть псевдореальность. Глядя на 99% современного искусства, мысли напрашиваются самые жуткие. В принципе, не зря "продвинутые" консерваторы называют эпоху постмодерна наступлением Царства Антихриста.
Если уж говорить о современности, то проблема православной тематики в литературе поднимается регулярно в самом разном контексте – от научно-практических конференций, таких как "Православие и творчество" до стен Центрального дома литераторов, где регулярно проводят свои заседания различные литературные объединения. Так, много говорится на заседаниях Клуба писателей-метафизических реалистов, президентом которого является Юрий Мамлеев, писатель и философ, автор мета-идеологической доктрины "Россия Вечная". Возглавляет клуб Сергей Сибирцев. И того, и другого злые языки любят обвинять в сатанизме. Обычно, это как раз те языки, которые рассуждают о том, что писатель должен быть вне идеологии и политики.
Положительный взгляд на творчество мы встречаем и в старообрядческих кругах. Очень высоко ценит художественное слово Андрей Езеров, преподаватель Духовного училища, что находится на территории легендарного Рогожского кладбища. По его словам, чтение "не должно быть чем-то самодовлеющим, не быть погоней за знанием ради знаний, но ради укрепления веры". Сам этот уважаемый в среде старообрядцев человек пристально следит за современным литературным процессом, находя весьма полезные вещи во, вроде бы, совсем уж отчуждённой литературе, вплоть до творчества Владимира Сорокина и "готической" литературы ужаса (рассказы Бирса, романы и повести философа-традиционалиста Элиаде). И, надо заметить, погружённость в такого рода тексты вовсе не мешает строжайшему соблюдению постов и всех предписанных ритуалов, включая метания на Мирьино Стояние. Таким образом, можно смело поставить под сомнение утверждение некоторых источников о вредоносности чтения для верующего человека.
Никто, безусловно, и не берётся утверждать, что любая художественная литература полезна и чтение её благотворно. Однако теперь уже имеет смысл примирить две противоположные позиции и заявить о том, что художественный текст перешёл из соучастия в десакрализации к ресакрализации, а размывающий крайности постмодерн, уж коли он – свершившийся факт, следует использовать во благо, а не отвергать, как зло.
Опубликовано на философском портале "Арктогея"