«Пусть земля тебе будет пухом!» - басом сказал Егор, по-товарищески пожимая руку полной белобрысой девице Ольге. Она засмеялась, ущипнула его за бок и, поправив красную кофту, плотно облегающую её пышные телеса, захрустела яблоком. Егор курил, и, глядя на барышню, думал о том, что когда земля – не пухом, это совсем плохо. Уж кто-кто, а он знает. На макушку Ольге сел клок пыли. Где-то за углом столкнулись машины, и она убежала смотреть.

Егор знал и то, что на любую девицу найдётся не только добрый молодец. Бывает, что находится лист полыни и осиновая ветка, а вот это уже серьёзно. Но кто ж их убедит – всё хохочут и яблоки едят. Егор с силой пнул ногой под пузо подбежавшую понюхаться некрупную пушистую беспородную собачку, да так, что она, отлетев к стене, аккуратно сползла в густой чистотел и затихла. «Яблоки они едят!» - процедил сквозь зубы мужчина и тоже поспешил к аварии.

За углом, прямо напротив магазина игрушек, громоздился металл, жутко – угловато, во все стороны топорщился на собирающихся зевак. Сколько машин слиплись в дикую фигуру – две или три – понять было сложно. Может и все четыре! Металл дымился и, оседая, ещё двигался, но вряд ли кто-то в нём выжил. Егор остановился на почтительном расстоянии. А вот Ольгу так и тянуло заглянуть вглубь. «Въедливая! С первого курса такая!» - подумал Егор и, нехотя сделал ещё несколько томных шагов. С очередным надкушенным яблоком в пухлых руках Ольга приблизилась ко всё ещё вздрагивающей железной куче.

Откуда появился человек с пистолетом в руке – не так уж и важно. «А ну, сука, отошла быстро!» - заорал он страшным голосом.

Ольга, наклонившаяся рассмотреть недра аварии, распрямилась и со словами «Да с какого? Ты вообще кто такой?» запустила в человека огрызком, попавшем как раз ему в лоб. А потом всё было очень быстро, как обычно в жизни не бывает, но случается в смерти. Человек выстрелил, потом ещё и ещё, и Ольга упала прямо на металл, который стал двигаться и наполз на неё горячим бесформенным оползнем. Кровь на её красной кофточке едва виднелась. «Пусть земля тебе будет пухом!» - снова пробасил Егор. Из-под длинной белой Ольгиной юбки виднелись её ноги – такие же белые. «Что же белее? Что белее?» - мучила Егора навязчивая мысль. Подоспела полиция и врачи, но всё без толку. Человек с пистолетом, надрывно крича матом, забрался на самый гребень аварии и застрелился. Его тело рухнуло куда-то назад и исчезло.

Егору стало тоскливо. Он работал дизайнером и не успевал... не успевал... не успевал...

«Не успевать» - было его самым обычным состоянием. «Успевать» - случалось редко – по праздникам – на день рожденья или в Новый год. Тогда мозаика складывалась, и можно было даже немного попеть. Пел он просто-таки восхитительно, на никому непонятном языке, который придумывал на ходу. Все умилялись, плакали и как-то раз его даже объявили пророком. Это было на Новый год, он тогда нарядился Дедом Морозом, вокруг была серебристая мишура и «пророк Нового года» - звучало. А утром – уже как-то не очень. Утром никогда ничего не звучит, кроме разве что будильника. Утро, оно не звучное, оно в тумане, даже когда тумана нет, но ведь туман есть практически всегда.

Покойницу-Ольгу специальные похоронные люди извлекли из-под обломков и вместе с застрелившимся человеком и пассажирами машин, которые так никто и не смог посчитать, разложили в чёрных мешках на асфальте. Изредка внутри этих мешков начинали наигрывать весёлые мелодии телефоны. Никто не снял.

При жизни, не особо длинной, но и не слишком-то короткой, Ольга была однокурсницей Егора, она тоже очень хотела стать дизайнером, но в итоге стала любовницей начальника отдела, в котором работал Егор, шутивший даже «да, подруга, мы оба теперь под ним ходим – я днём, ты – ночью!». Вот так и общались они – как почти что родственники. И теперь Егор грустил и жалел себя - «Егорушка, головушка, нету побратимки твоей больше, совсем нет!» Из его головы не шла картина – металл, много металла – с краской и без, мятого, в дыму, торчащего в разные стороны, как морская тварь, живая и неживая, это как ещё посмотреть и тело Ольги – дородное, в белой длинной юбке и красной кофте. И надо всем этим – долговязая фигура непонятно откуда взявшегося человека с пистолетом. Его длинные руки несуразно торчат, его уже почти что нет, есть только тело Ольги и от этого теперь не деться...

Начальник отдела, конечно, расстроился, но не сильно. Даже больше чем смерть сожительницы, его тревожила рассеянность Егора, его гулкие вздохи и совсем уж бесконечные перекуры, от которых вся работа замирала, как если бы в курилке происходило нечто большее, чем собственно курение. А ещё все косились на блюдо с яблоками – оно стояло в офисе на тот случай, если заглянет Ольга, и никто не решался убрать его или начать подъедать осиротевшие припасы.

Рассеян Егор был не только по причине трагической гибели бывшей однокурсницы. Он не успевал. Каждый, кто не успевает, поймёт всю глубину его страданий. Глядя в окно, он знал, что не успевает. И выходя снова и снова курить – знал, что не успевает. И заваривая кофе, и проверяя почту, и перегружая компьютер… Работа не шла. Впрочем, точно также не шла она и вчера, и день назад, и два назад. И настолько это всё его давило и душило, что временами начинал он завидовать несчастной Ольге – «ну почему, почему не я? Лежал бы сейчас себе тихо, всё бы уже успел»…

Работу нужно было сдать к утру, и оставалось часов где-то десять. Егор обпивался кофе, курил и плакал – о себе, об Ольге, о начальнике и даже о человеке с пистолетом. Ему то было жалко весь страдающий и ничего не успевающий мир, то хотелось, как тот человек выйти на улицу и стрелять – во всё что движется. Ничего стреляющего у него при этом не было. Но больше всего ему хотелось вдруг внезапно обнаружить себя в этом мире всё успевшим – как в сказке, когда бедная девушка просыпается, а холсты натканы, гривы конские вычесаны, изба убрана.

Вечер прошёл бредово – вернувшись домой, Егор вывалил на пол книги и журналы, коробки из-под всего подряд и инструкции непонятно к чему. Но дело всё равно не шло, не знал он что делать и как делать… Хотелось застрелиться, но было, как известно, не из чего. Хотелось прыгнуть из окна, но – страшно же. Пришлось погрузиться в известное состояние, в котором всё не так чудовищно.

На следующий день Егор из дизайнерской фирмы уволился. «Пусть земля тебе будет пухом!» - произнёс он на прощанье начальнику. Это были все слова, которые он произнёс в тот день. Будучи сложения богатырского, дизайном Егор больше не занимался, а обучился кузнечному делу и вскоре, кажется, бас его стал ещё более грозным.

Но работу тогда он всё же сделал. По его проекту приготовили торт. Большой, метра два в высоту, что бы удобно было фотографироваться: такой неясного серого цвета холм, вроде как небрежный – серое и черноватое торчит как попало, сверху – дерево, без листьев с тонкими ветвями и одним яблоком. На склоне – яблоки, красные, большой ровной кучкой. И чуть ниже по склону – снег, белый снег, чем-то похожий на скомканную ткань.

Наталья Макеева
16.01.2016