Если понять, зачем всё, станет ясно, что должно быть сделано - и тогда мы и отвоюем, и построим, и родим, и напишем, и прочтём столько, что мало никому не покажется - ради Русского мира, ради последней битвы

Чем дальше на юг, тем холоднее. Вечером в Рождество мы выехали из вечно колеблющейся от морозца к кашице Москвы в ледяную солнечную Новороссию, где прячущийся в подвале от обстрелов ребёнок складывает слово «Вечность» из гильз и осколков снарядов.

В масляном свете, под злобные визги на всех частотах, сквозь лукавую патоку пробок мы выбрались из больного тумана и провалились в ночь. Перед рассветом сгущается тьма. Во сне было то же, что и наяву – силуэт летучей мыши на нашей машине, старой «маршрутке» бордового цвета, гнал мелких, пришлых, бесов норовивших проникнуть сквозь дребезжащий металл. Кто-то бился в стекло, несся по обочине, издавал звуки, пульсировавшие на грани слышимости.

Этот яркий свет. Океан звонкого снега и Солнце, от которого некуда деться. И не надо. Ловить его глазами и шапкой, пить, запасать впрок в огромные расписные торбы.

- Где мы?
- Донецк.
- Так вроде ж в Луганск ехали… Изварино когда было?
- Да это ж наш Донецк.
- Ну что наш, это ясно...

Бесконечная степь, барханы снега и терриконы. «Ростовские горы» - так называют их нелепые заморские карлики.

И – свет, очень много света. Здесь он имеет объём и вкус, он живой и иногда говорит. Под снегом и под землёй снуют бесчисленные твари – плотные и бесплотные. Любят, играют, поют, плачут, молятся, убивают, воют, хохочут, ходят по всем временам и мирам. Без них никому не выжить.

Выпили чаю.

Мы летим – дорога почти не заметна. Пролетели Каменск-Шахтинский, подлетам к Изварино. Длинная терпеливая очередь из автобусов, легковушек, небольших грузовиков, кто-то проходит пешком. Незаметный блокпост за сугробом. Полная девушка с чёрной чёлкой легко выпускает нас в большую Россию. Русский мир – матрёшка, вы разве не знали? За КПП – тоже Россия.

Входит пограничник с внешностью ополченца. Внимательно смотрит в лица и документы. «А они точно достойны войти в Новороссию?» - читается в его глазах. Неподалёку – надпись «ЛНР» и на высоких флагштоках знамёна – новоросское и Луганской народной республики. «Похоже, достойны», - шепчет ему кто-то из глубины ближайшего террикона, и нам разрешают проехать.

Страж порога вежливо исчезает.

В салон вплывает улыбка Глеба Боброва, следом в морозном вихре появляется он сам, и, умыкнув писателя Шаргунова, вскоре несётся впереди нас на крепком чёрном автомобиле с бодрым белым «хвостиком» пара, выбивающимся из выхлопной трубы, указывая путь среди снега и солнца. Глеб умеет предсказывать будущее – в своих книгах и ещё, говорят, в интервью.

И мы снова летим сквозь ледяную сказку, мимо заросшего белыми деревьями поворота на Красный луч. Влетаем в Краснодон – город, победивший рекламу. С придорожных щитов свисают, дрожа на ветру, клочки бумаги. Остались только – с социальной картой, и ещё с Бэтменом, которого больше нет, на него как-то странно смотреть. Рынок, магазины и столбы, почему-то раскрашенные в цвета сербского флага.

«Дон» у сарматов – «вода, река». Но здесь нет войны, не видно её страшных следов. Есть выживающие люди – кто как может. Есть местная социальная карта. Есть где-то идущие полупризрачные гуманитарные конвои – «белые КамАЗы». Но мы пролетаем сквозь Краснодон, едва успев услышать от кого-то про погибшую от рук сторонников «цэЕуропы» «Молодую гвардию». В этом городе, примерно в те же дни. Иногда мне кажется, что всех нас спасёт в конечном итоге такой же заговор детей и не важно, победят ли они в конкретной временной точке, потому что победа всё равно будет за ними, этими детьми. И лишь немного – за нами.

Почему-то волнуюсь, узнав, что въезжаем в Луганск, но не из страха, а как перед важной встречей.

Здесь, несмотря ни на что, горит когда-то погашенный укровластью Вечный огонь, здесь в прошлом году «оживили» и вывели на парад 9 мая десятки лет простоявший на постаменте, а до этого – честно воевавший танк. Здесь за последние месяцы как-то само собой построилось солидарное общество – денег у всех очень мало, но город живёт, поступают электричество и вода, работают магазины и в них даже случаются очереди, улицы чистые, вечером в центре светятся цветные фигуры и развешанные по деревьям лампочки. Такое ощущение, что все работают ради всех, и за счёт этого Луганск ещё не превратился в заваленные мусором тёмные трущобы.

Здесь люди, встречаясь и прощаясь, обнимают друг друга, соприкасаясь щеками. Здесь просто другая тактильность и значит она – другое, нежели в вечно на что-то намекающей Москве. На площади перед Русским драматическим театром стоит ставший знаменитостью забор с надписью «Луганск – русский город», там же сама себе поёт о чём-то яркая высокая ёлка, а грустный ополченец с круглым лицом не хочет фотографироваться, потому что съёмка крадёт часть его души. «Ну, в таком случае все мы – давно бездушные», - говорю я и мы желаем друг другу удачи.

В луганской ОДА спокойные, вежливые охранники, извиняясь, тщательно проверяют у нас документы и вещи. Объясняю: «Да мы всё понимаем, смотрите, вот ноутбук, вот тут объектив в чехле, вот мой ремень, да, он “звенит”». И им, и нам, несколько неудобно, но порядок есть порядок. Премьер-министр ЛНР Геннадий Цыплаков, огромный человек в одежде защитного цвета, рассказывает о Русской весне, говорит о правде и смыслах, и совсем не верит в возможность «майдана» в Москве. Мне даже немного стыдно, потому что я-то как раз – верю.

В Драмтеатре собрались жители Луганска. И вот мы читаем друг другу стихи, дарим книги и говорим о войне, культуре, истории, о том, в конечном итоге зачем – всё. Затем, что без этого ничего не получится и евронацисты не просто так, не от одури, не так давно разбомбили местный музей.

Идёт последняя битва, мир исчерпал себя, и эта исчерпанность глушит всё на корню – и в том числе – творчество. Но если понять, зачем всё, становится понятно – что должно быть сделано. И тогда мы и отвоюем, и построим, и родим, и напишем, и прочтём столько, что мало никому не покажется. Ради Русского мира, ради последней битвы.

Смысл и правда – ключевые слова. Без них не стоит ни о чём говорить, по крайней мере – именно здесь и именно сейчас. Стиль и фантазия – это прекрасно, это было, есть и будет, но когда через пару кварталов стоят развалины ещё недавно целого дома, когда линия фронта в часе-другом езды на машине – смысл не может идти от стиля, а правда – от фантазии. Оставим это эпохе застоя. Ведь она будет, конечно же будет, и тогда снова покажется, что бескрайняя солнечная Империя – навсегда. А пока стиль рождают смыслы, правда – фантазию. И только так!

В Новороссии воздух, свет, земля, люди – всё уже содержит в себе метафизику, наполненность, мистику, реализм, поэзию, прозу. Здесь – источник вдохновения и откровений. Именно здесь происходит всё. Здесь, а не в Москве с её «пятыми» и «шестыми» колоннами сейчас – точка сборки Русского мира.

И именно отсюда очень скоро придёт Событие, которое в конечном счёте изменит мир. Не только – русский.

ФОТОРЕПОРТАЖ

1 ЧАСТЬ

2 ЧАСТЬ

Комментировать статью (0)